Министр энергетики Саудовской Аравии Халед аль-Фалех считается одним из самых влиятельных людей на мировом рынке нефти, за его комментариями, которые могут вызывать серьезные движения цен на черное золото, следят и трейдеры, и инвесторы, и чиновники. Проработав всю жизнь в нефтяной отрасли, аль-Фалех прошел все ступени корпоративной иерархии саудовского нефтяного гиганта Aramco и после работы главой компании закономерно возглавил всю нефтяную отрасль страны.

Именно при нем отношения России с ОПЕК стали стремительно развиваться и закончились в итоге заключением сделки между странами ОПЕК и нефтедобывающими странами, не входящими в картель (ОПЕК+), в результате чего ситуация на рынке нефти стала более предсказуемой. О том, что будет со сделкой ОПЕК+ с 2019 года, вырастут ли цены на нефть в 2019 году выше $100 за баррель, будет ли Саудовская Аравия использовать нефть как политическое оружие в деле пропавшего в Стамбуле саудовского журналиста Хашкаджи, о работе с Российским фондом прямых инвестиций и планах по инвестициям в российские компании, совместной работе с Роснефтью и встречах с Игорем Сечиным в интервью ТАСС рассказал министр энергетики королевства Халед аль-Фалех.

— Саудовская Аравия довольно широко упоминается в российском медийном пространстве в последние полтора года благодаря сделке ОПЕК+, заключенной между ОПЕК и Россией и которая способствовала стабилизации нефтяного рынка. Довольны ли вы тем, как соглашение работает сейчас, и каким вы видите его основной эффект для мирового нефтяного рынка?

— Позвольте вернуться на несколько лет назад. В начале этого десятилетия цена нефти доходила до $100 за баррель, и многие люди думали, что это новая норма. Спрос увеличивался медленнее, чем сейчас, но все же рос и был в равновесии с предложением. Но в действительности этот баланс обеспечивался перебоями с добычей в некоторых странах, что было вызвано геополитическими обстоятельствами.

Высокие цены вредили спросу и, как следствие, мы увидели сильное замедление его роста к 2014 году. Спросу всегда нужно время, чтобы отреагировать, но он без сомнения отреагирует. Мы видели это в 1980-х, в 2000-х, мы видим это сейчас. В промежутке трех-четырех лет после пиковых значений цен это происходит.

Но что еще более важно, мы увидели, как на цены отреагировало предложение. На рынок стала поступать дорогостоящая нефть с шельфовых проектов, и в первую очередь сланцевая, из США. Как следствие — перенасыщенный и разбалансированный рынок. В 2013–2014 годах было очевидно, что рынок нестабилен; нефть упала со $100 до $25–30 за баррель.

После этого мы начали консультации с нашими российскими коллегами. Главным образом это были переговоры на высшем уровне в 2016 году во время саммита G20 в Китае, когда президент [РФ Владимир] Путин встретился с Его Высочеством Наследным принцем Мухаммедом бен Сальманом. И они договорились тогда о том, что Россия и Саудовская Аравия должны вместе помочь рынку выбраться из этого кризиса. Ведь от кризиса страдали не только производители, но и потребители, которые получили замедление промышленного роста, инфляцию и высокие процентные ставки.

После той первой встречи была еще одна. В декабре 2016 года в Вене — тогда 24 страны договорились создать альянс ОПЕК+ с целью регулирования добычи. Мы сократили производство нефти, но тем самым не шокировали рынок. Мы делали это очень плавно. И результатом стало то, что к началу этого года рынок вернулся к балансу. Излишние запасы нефти, которые были очень высоки и давили на рынок, ушли. Сейчас коммерческие запасы нефти близки к норме — среднему за пять лет уровню. Спрос и предложение сопоставимы, рынок сбалансирован.

Конечно, сделка принесла эффект странам-производителям, таким как Россия и Саудовская Аравия. Но потребители тоже от этого выиграли. Стабилизация рынка нефти помогла мировой экономике вернуться к росту в здоровом темпе, что мы и видим сейчас. Все параметры глобальной экономики находятся в норме. Скажу без лишних слов, мы очень ценим роль России в этом достижении.

Чего мы хотим сейчас? Цикл завершается, и рынок нефти движется к следующему этапу. Мы хотим сохранить баланс спроса и предложения на долгосрочный период. В последние три-четыре месяца мы координировались с министром [энергетики РФ Александром] Новаком, чтобы нарастить добычу, так как с мая этого года на рынке существует довольно сильное напряжение по поводу нехватки нефти, что связано с санкциями и с сокращением добычи в некоторых странах, таких как Венесуэла и Мексика. Рынок опасается дефицита. И если бы мы продолжили ту же политику, что и в предыдущие полтора года, мы бы снова увидели нефть выше $100 за баррель. Поэтому мы приняли меры. Мы общались с министром Новаком на Санкт-Петербургском экономическом форуме и во время чемпионата мира по футболу в Москве. Мы пришли к выводу, что настало время изменить курс. Стратегия по ограничению предложения выполнила свою миссию, и сейчас пришло время постепенно отпустить добычу. Нам удалось убедить остальных участников группы ОПЕК+ в правильности такого решения. И с июля по текущий момент мы наблюдаем, как напряжение снимается. Таким образом, мы доказали, что можем работать с Россией и сохранять баланс на рынке и в ситуации, когда речь идет о переизбытке, и в ситуации, когда речь идет о дефиците.

Я хочу подчеркнуть, что именно благодаря успеху двух лет сотрудничества между Россией и королевством Саудовская Аравия, мы должны создать основу для долгосрочной координации. Рынок нефти всегда цикличен, и без взаимодействия эта цикличность может вызывать серьезную волатильность. Очень важно модерировать эту
волатильность так, чтобы все участники рынка, и особенно инвесторы, знали, что крупные производители, такие как Россия и Саудовская Аравия, работают вместе, чтобы сбалансировать рынок.

— Когда вы говорите о долгосрочной стабильности, что конкретно вы имеете в виду? Какой будет судьба сделки ОПЕК+ в будущем, если действующая заканчивает свое действие в этом году? Планируете ли вы продлить ее действие на более долгий срок?

— ОПЕК+ начался с шестимесячного соглашения. Но затем мы поняли, что полгода — это недостаточный срок, чтобы привести запасы к нужному уровню. Частично это связано с тем, что американские сланцевые производители продолжали увеличивать добычу, а также с тем, что России потребовалось четыре месяца, чтобы снизить добычу на 300 тыс. баррелей в сутки в рамках своей квоты, так как в России много нефтяных компаний. Поэтому нам потребовалось какое-то время, чтобы достичь этого. Мы продлили сделку, и теперь она работает на протяжении почти двух лет. На практике Россия сокращала только в течение 1,5 лет, так как несколько месяцев назад мы договорились с Россией, что она будет добывать столько, сколько сможет.

Тем не менее мы хотим подписать новое соглашение, у которого не будет конечного срока действия. Оно не истечет после 2020-го или 2021 года. Мы сохраним его открытым. И мы хотели бы, чтобы альянс стран ОПЕК и не ОПЕК работал вместе и дальше. Отличие заключается в том, что в соглашении, которое позволит нам поднимать или снижать добычу, когда это нужно, не будет фиксированного срока. В нем не будет указан целевой уровень добычи. Но оно позволит нам координироваться на регулярной основе и делиться информацией и взглядами о состоянии рынка, спроса и предложения, а также о том, какие меры необходимо принять и в какое время.

Другой новый аспект — это создание собственного секретариата для ОПЕК+, сейчас этого нет, деятельность ОПЕК+ сопровождает секретариат ОПЕК. Для стран не ОПЕК мы предложим создать секретариат в Вене, чтобы он мог вплотную работать с ОПЕК. Разумеется, если кто-то из ОПЕК+ захочет вступить в ОПЕК, у нас есть возможность рассмотреть это. Но многие страны выразили желание близко сотрудничать с ОПЕК, но не вступать в него. И мы с уважением относимся к этому подходу. Россия — одна из таких стран. Но есть много вариаций, как можно сотрудничать. Последняя наша встреча в Вене в июне показала, что страны ОПЕК+ хотят продолжить сотрудничество на долгосрочной основе.

— Когда новое соглашение может быть подписано?

— Надеюсь, когда мы соберемся в Вене 7 декабря, мы сможем подписать его.

— И оно будет бессрочным?

— Да, оно начнется в январе 2019 года и позволит нам предпринимать меры для ребалансировки рынка в любое подходящее время, начиная с января.

— Как вам видится, кто будет движущей силой для создания нового секретариата?

— Я думаю, что Россия должна взять на себя руководящую роль в этом вопросе. Общая производительность стран не ОПЕК [участвующих в соглашении] составляет примерно 20 млн баррелей в сутки, но только Россия из них дает 11 млн баррелей. Поэтому очевидно, что Россия имеет значительный вес как с точки зрения доли в добыче, так и в плане политического влияния.

Лидирующая роль России в ОПЕК+ бесспорна. Вот почему я ожидаю, что она будет играть ключевую роль. Конечно, мы с господином Новаком и российской командой заинтересованы в том, чтобы пригласить новые страны к участию в ОПЕК+. И мы начали несколько таких негромких консультаций с рядом стран о присоединении. Надеемся, что они также будут успешными.

— Будет ли в ОПЕК+ сохранен принцип принятия решений как в ОПЕК: одна страна — один голос?

— Да, мы определенно хотим, чтобы каждый из участников был, как говорится, на борту. Но, на мой взгляд, такие страны, как Россия и Саудовская Аравия, с их масштабом и величиной вклада, однозначно имеют больший вес. Но не посредством голосования и других формальностей, а через убеждение. Люди понимают, что если мы согласились сократить добычу на 5%, как мы и сделали, то речь идет об огромных объемах. Мы урезали добычу почти на 600 тыс. баррелей из общей квоты 1,8 млн. Поэтому, когда мы за столом переговоров, наш голос имеет больший вес. То же касается и России, которая сократила на 300 тыс. баррелей из квоты стран не ОПЕК — 560 тыс. И все страны ОПЕК+ относятся к этому с большим уважением.

Поэтому я думаю, что мы не должны чересчур много внимания уделять процедуре голосования и другим формальностям, но должны сконцентрироваться больше на слаженности работы и задачах. Как только ты получаешь доверие других стран и понимаешь их цели, и служишь их целям своими действиями, формальное голосование перестает быть релевантным. Большинство решений принимаются консенсусом очень быстро. Вот так это работает.

— Вы сказали, что новое соглашение будет подписано в декабре. Есть ли у вас уже видение цели? Будете ли вы сокращать или увеличивать добычу в течение конкретного периода? Какой это период?

— Я думаю, что 2019 год несет нам много неопределенностей, так что пока рано говорить о том, что мы будем делать в следующем году. Очевидно лишь то, что в 2019 году мы должны быть готовы действовать незамедлительно и эффективно. Со спросом очень большая неопределенность по многим причинам. Торговые трения, которые оказывают влияние на ключевые страны. Есть развивающиеся страны, такие как Турция, Аргентина, Индия, национальные валюты которых находятся сейчас под большим давлением. Как результат, мы имеем сильный доллар и слабые развивающиеся рынки. Поэтому замедление мировой экономики может сказаться на потребности в нефти. А, если спрос низкий, то, как мы знаем, рынок нефти отреагирует.

Со стороны производителей могут также возникнуть проблемы с добычей. Во-первых, вводятся санкции против Ирана, и никто не знает, каким [после введения санкций в ноябре] будет иранский экспорт нефти. Во-вторых, есть потенциал снижения добычи в таких странах как Ливия, Нигерия, Мексика и Венесуэла. И если добыча в любой из этих стран существенно упадет, то это окажет влияние на весь рынок.

Наконец, не до конца ясно, что будет со сланцевой добычей в США. Многие говорят, что в следующем году США могут столкнуться с нехваткой трубопроводных мощностей, что может повлиять на добычу. Поэтому нам надо быть готовыми ко всему. И если предложение будет слишком велико, то мы должны быть готовы к сокращению, если же оно будет ограничено, то мы также должны быть готовы отреагировать соответственно. Нам бы хотелось делать это скоординированно и не вводить рынок в заблуждение. 2019 год будет критичным для того баланса, которого мы достигли после большой и сложной работы, и нам бы не хотелось это потерять. Если альянс ОПЕК+ будет работать слаженно, то мы сможем быстро отрегулировать добычу.

— Если с Ираном реализуется худший сценарий, достаточно ли у стран ОПЕК и не ОПЕК, и у Саудовской Аравии в частности, свободных мощностей, чтобы восполнить потенциальное падение добычи?

— Как видно, с июня мы весьма значительно нарастили добычу. В апреле-мае Саудовская Аравия добывала 9,8–9,9 млн баррелей в сутки, сейчас — 10,7 млн баррелей. Одновременно наши друзья из России и ОАЭ также увеличили добычу. Таким образом, сейчас наши незанятые добывающие мощности уменьшились. Сейчас мы используем значительную их часть. На данный момент Саудовская Аравия располагает 1,3 млн баррелей в сутки незанятых мощностей, ОАЭ заверили меня, что располагают примерно 200 тыс. баррелей таких мощностей.

Но мы не можем говорить о том, что произойдет в других странах. Мы знаем, что Казахстан собирается увеличить добычу на месторождениях Кашаган и Тенгиз. Ожидается, что Бразилия может увеличить добычу. Также производители в США могут произвести дополнительные объемы нефти. Может случиться так, что свободные мощности и не понадобятся. Но если санкции против Ирана будут введены в полной мере, а также упадет добыча и в других странах, то нам придется задействовать все имеющиеся свободные мощности.

— По вашему мнению, вы располагаете достаточными возможностями, чтобы сохранить баланс на рынке нефти и не допустить взлета цен выше $100 за баррель?

— Я не могу дать вам гарантии, так как не могу предсказать, что произойдет с другими производителями. Добыча Саудовской Аравии в октябре составляет 10,7 млн баррелей в сутки. Могу сказать, что при необходимости мы можем дойти и до 12 млн баррелей в сутки. В этом я могу вас заверить. Но если с рынка исчезнет 3 млн баррелей, мы не сможем возместить этот объем. Поэтому мы должны использовать складские запасы нефти.

Очень важно, чтобы мировое сообщество поддержало Саудовскую Аравию, потому что мы — единственная страна, которая очень много инвестирует в резервные мощности. Мы на постоянной основе вкладываем десятки миллиардов долларов в дополнительные мощности, которые мы используем только в ситуации недостатка предложения. Эти мощности работают не для нас, вложенные в них деньги обеспечивают стабильность для мировой экономики. Сегодня мы используем их частично, и не исключено, что завтра задействуем большую их часть, если добыча в других странах будет падать быстрее, чем ожидалось.

Перебои с добычей уже случались в прошлом, как, например, во время войны в Персидском заливе, но дефицита тогда не случилось благодаря тому, что задействовали резервы. Это требует от нас того, чтобы мы продолжали инвестировать в строительство новых мощностей и дальше. Но усилия Саудовской Аравии должны быть оценены, поддержаны и признаны, так как мы делаем благородное дело для всего мирового сообщества. Нам очень важно подчеркнуть, что наша добыча в ближайшее время достигнет 11 млн баррелей в сутки на устойчивой основе. Поэтому нам нужно будет принять решение, будем ли мы увеличивать наши производственные мощности с текущих 12 до 13 млн баррелей в сутки. И это решение потребует поэтапных инвестиций в объеме от $20 до $30 млрд. Во столько оцениваются капитальные затраты на каждый миллион баррелей дополнительных мощностей.

— Вы говорите, что мир должен поддержать и оценить усилия Саудовской Аравии. Но сейчас мы проходим через довольно сложный период на фоне дипломатического скандала из-за исчезновения саудовского журналиста Джамаля Хашкаджи в Стамбуле (уже после интервью власти Саудовской Аравии признали гибель журналиста и пообещали провести тщательное расследование этого инцидента и наказать виновных — прим. ТАСС). Некоторые аналитики, основываясь на комментариях в саудовской прессе, говорят, что Саудовская Аравия, недовольная реакцией Запада, может сократить поставки нефти на 0,5 млн баррелей в сутки. Что вы ответите на такие прогнозы?

— Я думаю, что благоразумные люди понимают, что нефть — крайне важный сырьевой товар для всего мира. Если цены на нефть поднимаются слишком высоко, это ведет к замедлению роста мировой экономики и может спровоцировать глобальную рецессию. Саудовская Аравия очень последовательна в своей политике. Мы работаем для того, чтобы поддерживать мировые рынки в стабильном состоянии и способствовать глобальному экономическому росту. Эта политика неизменна на протяжении многих лет.

В прошлом мы уже страдали от политических кризисов, этот не первый. Но и он пройдет. Конечно, не в моих полномочиях говорить об этом. Правительство занимается этим вопросом. Но Саудовская Аравия очень ответственная страна, на протяжении десятилетий мы использовали нефть как добросовестный экономический инструмент и не применяли его в политических целях.

Давайте будем надеяться, что политический кризис, включая историю с саудовским журналистом в Турции, будет разрешен. А мы продемонстрируем нашу мудрость как на политическом, так и на экономическом фронтах. Моя роль как министра энергетики — обеспечивать ответственную и конструктивную роль моего правительства и поддерживать стабильность на мировых энергорынках должным образом, внося таким образом вклад в экономическое развитие.

— То есть люди могут расслабиться? Повторения нефтяного кризиса 1973 года не будет (тогда ряд арабских стран-экспортеров объявили о прекращении поставок нефти странам Запада, поддержавшим Израиль в Войне Судного дня — прим.ТАСС)?

— Таких намерений нет.

— Тогда позвольте переключиться с глобального рынка нефти на более конкретные вопросы о нефтяной отрасли Саудовской Аравии. Предполагалось, что IPO Saudi Aramco станет крупнейшем в истории финансовых рынков, но недавно оно было отложено. По каким причинам это произошло? Только ли по экономическим — потому что нужно финализировать сделку по слиянию с Sabic? Или политическим тоже? Например, вы не хотите принимать юридические риски в США, если рассматривать листинг на Нью-Йоркской фондовой бирже…

— В первую очередь позвольте мне подчеркнуть, что мы имеем достаточно широкий выбор относительно того, где проводить листинг. Мы можем провести IPO только в Саудовской Аравии, или мы можем выбрать любую другую дружественную и безопасную юрисдикцию. Однако листинг сам по себе, независимо от площадки, был отложен по причинам, которые вы знаете. Aramco имеет достаточно большой вес в добыче, но компания должна быть ребалансирована посредством усиления перерабатывающего звена.

Без сомнения, Aramco — крупнейшая в мире по добыче компания, которая производит около 14 млн баррелей н.э. (нефтяного эквивалента — прим. ТАСС) нефти и газа. И, конечно, запасы нефти у Aramco больше, чем у какой-либо другой компании в мире: 260 млрд баррелей низкозатратной высококачественной традиционной нефти. Мы также располагаем 300 трлн куб. футов запасов газа. Это огромный ресурсный портфель с большим потенциалом по добыче, которая может продлиться при самых высоких темпах до следующего столетия.

Но если вы посмотрите на перерабатывающий сектор Aramco, он значителен, но не на таком уровне, как добывающий. Нефтехимический портфель также не очень велик и силен с точки зрения технологий и глобального охвата.

Поэтому решение заключалось в том, что Aramco должна сбалансировать свой портфель таким образом, чтобы переработка давала больше прибыли. Если в следующем нефтяном цикле цены на нефть пойдут вниз, то переработка будет генерировать достаточные доходы. Поэтому мы смотрим на возможности как глобально, так и внутри. Об одной такой сделке мы уже объявили — это приобретение 70% Sabic (нефтехимическая компания Saudi Basic Industries, которая принадлежит суверенному фонду Саудовской Аравии, PIF — прим.ТАСС). Потребуется порядка 18 месяцев, чтобы закрыть сделку, получить разрешение регуляторов и антимонопольных агентств по всему миру. Только после этого мы сможем поделиться с инвесторами информацией об экономическом эффекте от сделки. Потенциально мы смотрим на 2021 год, как год для IPO. Если все пойдет хорошо, то в 2021 году IPO будет более успешным, чем в 2018 году.

— Какие еще активы вы рассматриваете для Aramco? Есть ли у вас какой-то конкретный интерес к российским проектам, которые вы могли бы включить в стратегию развития переработки Aramco?

— Aramco как компания растет, в особенности в нефтехимическом сегменте. Очень интересная компания «Сибур», мы общались с «Новатэком» и господином Михельсоном (Леонид Михельсон, глава «Новатэка»). Есть потенциал для «Сибура» в проекте Джубейль (Саудовская Аравия, нефтехимическое СП между Aramco и французской Total).

Мы намерены перерабатывать в нефтехимии порядка 3 млн баррелей в сутки, и часть этого сырья может быть российской, необязательно вся эта нефть должна быть саудовской. Поэтому СП между «Сибуром» и Aramco — одна из возможностей. Так же, как и вхождение в капитал российских компаний, особенно обладающих технологиями.

Sabic — точно не последняя сделка, которую Aramco совершит в нефтехимии. Мы продолжаем искать подходящие компании. У нас много проектов в различных странах — Малайзии, Китае и с недавнего времени в Индии. Но в дополнение к нашим мегапроектам мы продолжаем смотреть на большие, средние и малые компании с точки зрения приобретения.

— Вы как-то выразили интерес к проекту «Арктик СПГ». Есть уже какие-то конкретные договоренности?

— Я посетил церемонию запуска первой очереди «Ямал СПГ» (введен в эксплуатацию в декабре 2017 года, основной акционер — компания «Новатэк» — прим. ТАСС), и это было потрясающе увидеть, как российские компании умеют работать в такой сложнейшей среде. Впечатлили и встреча с президентом Путиным, его видение, лидерство и приверженность к тому, чтобы открывать для России новые горизонты.

В тот момент мы поняли, что будем смотреть [на возможность участия] в следующем проекте («Арктик СПГ» — прим. ТАСС). Мы выразили свой интерес. Сейчас то, что мы должны сделать, это договориться об условиях с «Новатэком». Мы надеемся стать вторым по величине инвестором в проекте после «Новатэка». Мы хотим не просто войти в него, а войти c солидной долей. Будем надеяться, что наши условия будут приняты. Впрочем, независимо от того, что произойдет со второй очередью, Aramco будет выступать одним из крупнейших игроков на глобальном рынке СПГ. Такое решение уже принято.

— Когда можно ждать окончательного решения по участию в следующем проекте «Новатэка»?

— Чем раньше, тем лучше. Я думаю, что проект также очень выиграет от прихода Aramco. У нас хороший опыт в upstream и управлении проектами. Арктический климат, конечно, не совсем наша квалификация, но мы быстро научимся.

— Aramco также выражала интерес к российским нефтесервисным активам. Можете ли вы раскрыть подробности и в этом вопросе?

— Спасибо Российскому фонду прямых инвестиций, мы действительно смотрим на такую возможность. В этой инициативе также участвует наш суверенный фонд PIF. Он выделил $10 млрд для инвестиций в Россию, $1 млрд из которых предназначается для нефтесервисных активов. Мы очень близки к тому, чтобы инвестировать в «Новомет», и мы также смотрим на EDC (Eurasia Drilling Company, крупнейшая независимая нефтесервисная компания в России — прим.ТАСС). Это две компании, в которые мы хотим инвестировать. Но это еще не все.

— Как вы в целом видите инвестиционный климат в России?

— Крайне позитивно. Я очень оптимистичен по отношению к России. Я думаю, что президент Путин и российское правительство очень нацелены на развитие страны для своего народа, и они делают это, работая вплотную с бизнес-сообществом. У вас очень дружественная система регулирования, которая поддерживает развитие частного бизнеса.

Единственное, на что я могу пожаловаться, это на то, что каждый раз, когда я направляюсь в Россию, я должен получать визу. В моем паспорте уже заканчиваются свободные страницы. Но я говорю это по-дружески, лишь потому, что это показывает частоту моих визитов в Россию. Чем больше мы видим, тем больше нам нравится.

— В июле вы также встречались с Игорем Сечиным, главой «Роснефти». Вы уже разрабатываете совместные проекты?

— Мы обсуждали с господином Сечиным глобальную кооперацию. Мы наращиваем наши мощности по переработке, и скоро они достигнут 10 млн баррелей в сутки. Мы не можем обеспечить их загрузку только саудовской нефтью. Нам нужно дополнительное сырье, а Россия — второй по величине экспортер нефти после нас. «Роснефть» — крупнейший производитель в России. Поэтому своповые операции с нефтью и нефтепродуктами — это естественная область для сотрудничества. Мы обратили внимание на то, что «Роснефть» и «Лукойл» начали инвестировать в переработку по всему миру. Мы можем совместно с нашими российскими партнерами создавать совместные предприятия на этих НПЗ. Мы могли бы поставлять нефть на эти заводы.

Господин Сечин также один из ключевых лидеров в российской промышленности, и иметь постоянный диалог с ним очень важно для нас.

tass.ru

Прогноз ценовых колебаний с 22 по 26 октября 2018